(Продолжение сказки «Забава Путятична и змей Горыныч»)


Глава 1. Народился богатырь, делать нечего — надо идти воевать



Вот те сказки новой начало.
Забава Путятична заскучала 
и родила богатыря,
легко рожала — часа два,
а как встала с постели, 
так пила да ела 
и кормила грудью: 
— Ох, былинным будет! 

— Откуда ж такой взялся? — 
муж (царь Николай) любовался. — 
Я, дык, роду царского. 
А ты, вроде, барского. 

— Я, мой милый, княжновична,
а у тебя, родимый, нету совести! 
Ведь дядя мой, князь Володимир, 
богатырям — отец родимый! 

— Как это? — лоб вытер Николай. —
Врёшь ты всё! Ну-ка давай
назовём дитятку Бова.

— С именем таким я не знакома.
Давай уж Вовой наречём, оно роднее.

— Нет, будет Бова! — царь всё злее.

Ох и долго они пререкались,
но имя Бова всё ж осталось,
на то царский был издан указ:
«Королевич Бова родился, не сглазь!»

«Ай королевич Бова
взглядом незнакомым
на всё на свете смотрит
да пелёнки портит!» —
пели мамки, няньки
и качали ляльку.

А Путятична, как повелось, летала,
ей вослед молва бежала:
«Ой, долетаешься, девка!»

Царь махал ей с крыши древком,
на котором вышито было:
«Вернись, жена, ты сына забыла!»

И Забава всегда возвращалась,
в платье царское наряжалась,
да шла к сыну и мужу.
А что делать-то? Нужно!

Вот так года и катились:
крестьяне в полях матерились,
люди, как мухи, мёрли. 
Татары с востока пёрли,
с юга тюрки катились.

А мы выросли и влюбились
в нашу (не нашу) Настасью:
сынок свадебку просит, здрасьте!

Ну, к свадебкам привыкать нам нечего,
вот и Настасья венчана
на королевиче Бове.

Народилось дитятко вскоре.
И жизнь начала налаживаться:
с богатырешкой Бовой отваживался
драться лишь самый смелый,
да и то, напрасно он это делал.

Потому как слухи ходили:
мол, Добрыня или Чурило
у принца в батюшках ходит.
Но кто слухи такие разносит,
тот без башки оставался.

Королевич на это смеялся
и отца обнимал покрепче,
а как станет обоим полегче,
так айда в шахматы биться!

Шут дворцовый тогда веселится —
кукарекает да кудахчет,
Забава Путятична плачет,
Настасья крестом вышивает,
а нянька младенца качает.
Вот такая идиллия в царстве.

Но сказывать буду, что дальше
в государстве нашем случилось.
Птица в оконце билась
и кричала: «Там горе снаружи,
богатырь на подмогу нужен!
Монгол потоптал всех татар,
татарчат же в войско прибрал.»

Хм, с монголами драться
мы устали уже. Сбираться,
хошь не хошь, а надо.
Пока молод детина, бравады
в нём хоть отбавляй!
Поэтому, мать, собирай
сына в бой одного-одинёшенька.

Настасья ревёт, как брошенка,
Николай кряхтит, не верит птице:
— Ой, заманит тебя «сестрица»!

Но кто родителей слушал, 
тот щи да кашу кушал,
а наш в котомку копчёных свиней
и со двора поскорей!




Глава 2. Бова в нашем времени



А как вышел в чисто поле,
так от рождения горе
сгинуло всё как есть.

— Эй, монголка, ты здесь? —
расправил богатырь свои плечи,
протёр у копья наконечник
и пешком попёр по белу свету,
аукает врага, а того нету.

Забрёл в гнилую долину
(кликнул там зачем-то вашу Инну)
и в огромную яму провалился,
а как на ножки встал, так открестился
от него мир прошлый да пропащий.

Будущее стеной встало: «Здравствуй,
проходи, посмотри на наше лихо,
только это, веди себя тихо.»

Отряхнулся Бова, в путь пустился,
на машины, на дома глядел. Дивился
как одеты странно горожане,
каждого глазами провожает.

— Почему же на меня никто не смотрит,
по другому я одет, походно? —
удивляется детина богатырска. —
И от вони уж не дышит носопырка!

Ой, не знал королевич, не ведал,
что он «Дурак-театрал пообедал
и с кафе идёт в свою театру», —
так прохожие думали. Обратно
захотелось в прошлое вояке,
страшно ему стало, чуть не плакал.

Машины, дома, вертолёты,
ни изб, ни коней, ни пехоты,
лишь одна бабуля рот раскрыла:
— Чи Иван? А я тебя забыла!

Плюнул богатырь и открестился.
Белый свет в глазищах помутился,
и пошёл в пекарню наш вояка:
— Дайте хлебушка, хочу, однако.

Удивились пекари, но хлеб подали,
и как кони, в спину Бове ржали:
— Эй артист, а где твоя театра?

— Домой хочу, верни меня обратно,
добрый хлебопёк, я заблудился.
Там у нас леса, поля. Глумился
монгол над бабами долго,
на него я и шёл вдоль Волги.

Не поверили хлопцы Бове:
— Иди-ка ты, дружище, в чисто поле,
там родноверы пляшут,
реконструкторы саблями машут,
ты от них, по ходу и отбился.

Королевич с булочной простился,
поклонился ей тридцать три раза.
Пекари аж плюнули: — Зараза!

И пошёл богатырь в чисто поле,
там с радостью приняли Бову,
хоровод вокруг него водили,
саблями махали, говорили:
— Ты откуда такой былинный?
Меч у тебя дюже длинный,
да и не в меру острый,
держи деревянный, будь проще!

Поглядел богатырь на это дело,
меч деревянный взял и всех уделал!
Крутой горкой ратников сложил
да дальше свой путь продолжил.
«Странно как-то все», — подумал
и меч булатен он вынул 
из ножен на всякий случай.

А на небе сгущались тучи —
«птицы» чёрные надвигались,
королевичу в рупор кричали:
«Без сопротивления, парень,
руки за голову!» Вдарил
богатырь бегом с этого места.

Сколько бежал — неизвестно,
но подбежал к замшелой избушке,
где жила не старая старушка.

— Спрячь меня, бабка, скорее,
а то «вороньё» одолеет!

— Ты, воин, чего-то попутал,
тайга кругом. Чёрт тут плутал,
да и тот, поди, заблудился.
Ты случаем мне не приснился?

— Я богатырь королевич Бова.

— А я Агафья Лыкова, будем знакомы.
Отдохни да иди отсюда лесом,
сама тут прячусь от прогресса,
но он проклятый меня находит:
то и дело сюда приходят
учёные да спасатели,
геологи иль старатели.

Нахмурился богатырь, сказал:
— В какой же мир я попал?
Всё чудно, ни изб, ни пехоты,
телеги сами бегут и в небе эти... 

— Вертолёты! —
Агафья ему подсказала. —
Ну, об этом и я не знала,
а изб у нас было много,
насчёт пехоты не помню что-то.
Сама давно в миру я не живала,
что там и как — уже позабыла.

— Значит, мы с тобой, бабуля, с одной сказки?

— Нет, мой милый, не строй глазки!
Тебе одному в своё царство
как-нибудь надо верстаться.
Я ведь здешняя, живая,
ты ж весь светишься. Не знаю
как тебя обратно и вернуть.
Надо б мне немного отдохнуть, —
и тут же старушка уснула.

Печурка тихонько вздохнула
и шепнула богатырю:
«Прыгай в меня, помогу!»
— В огонь? «Да прям в кострище,
а как станешь ты пепелищем,
так в сказку свою и вернёшься.»

— Ай, жизнь не мила! — берётся
королевич за дверцу печи
и в пекло прыгает! Не кричи,
сгорел богатырь дотла.

Тут проснулась Агафья, сама
дровишек в печурку подкинула
да вслед за служивым и сгинула.

Искали с тех пор Агафью:
«Нет её, сгинула нафиг!» —
геологи хмуро кивали.
Журналисты статейки писали:
«Лыкова свет Агафья
съела весь подаренный трафик.»

Но людям до этого не было дела,
они на работе ели
свои с колбасой бутерброды
и думали о пехоте, 
о машинах, домах, вертолётах,
о дальних военных походах.



Глава 3 Богатырь и Агафья в совсем далёком будущем



Герои ж наши приземлились в царство,
где вовсе не знали барства,
и не было этих ... людей.
Проникли они в мир зверей.

Там медведи сидели на троне,
ёлки тоже считались в законе
и издавали указы: 
«На ёлки, ели не лазить!»

К ним лисы ходили с подносами
с очень большущими взносами:
медок несли и колышки —
вокруг елей ставить заборишки.

А зайцы так низко кланялись,
что их глаза землёй занялись:
всех жучков вокруг ёлок вывели
и листву опавшую вымели.

Ай да хорошее было то царство!
Про людское писали барство
длинные мемуары:
«Жили людишки, знаем,
но было дело, вооружились,
сами с собой не сдружились
и прахом пошли, рассыпались!
А мы от их смрада одыбались 
и закон подписали дружно: 
люд дурной нам больше не нужен!» 

* * *

Ну так вот, богатырь огляделся,
на старушку покосился, отвертелся:
— Ты ж гутарила, что не из сказки?

— Нет, не строй, служивый, глазки,
а давай-ка хибару руби,
будем жить тихонько. Не свисти,
а то черти быстро нагрянут!

Богатырь на лес ещё раз глянул
да поставил Агафье хибару,
печь сложил, в ладошки вдарил:
— Пошёл я, бабуся, отсюда,
надо мне идти, покуда.

— Эй, сынок, а вырежь мне иконку,
без неё никак! Вали вон ту сосёнку.

Сосна корявая оказалась,
дюже долго с жизнью прощалась,
застонала она, заскрипела:
«Пожалей!» — А мне какое дело!
«Знаю я твою кручинушку-беду.
Не губи, домой дорожку укажу.»

Интересно стало Бове:
— Ну трещи, путь тут который?

«Тебе надо бы дойти до медведей,
они цари-ведуны и бредят
тайнами да ворожбою.
Мишки тайные двери откроют
в мир твой прошлый да грозный.»

— Это разговор уже серьёзный.
Ладно, стой стоймя, лесная,
а я иконку бабушке сварганю
из берёзовой бересты.

Сделал: — На, Агафьюшка, держи!

* * *

Схватила старушка иконку
и стала жить долго, долго
в этом царстве зверей
те уж привыкли к ней,
мёд катили к избушке бочками,
спелую тыкву — клубочками,
а Агафья им песни пела
да за общим столом сидела.

Зайцы кланялись ей, было, низко,
но запустила в них Лыкова миской.
С той поры обнаглели зайчата,
разбрелись по заячьим хатам,
окучивать ёлки отказываются.

Зачахли ели. Разбрасываться
семенами пошли тополя.
«Смена власти!» — среди зверья
поползли чи сплетни, чи слухи.

Но к слухам медведи глухи,
потому как королевич Бова
пировал с ними день который.

Весела была, скажу я вам, гулянка:
скатерти на столах — самобранки,
на них яств земных, ой, немерено!
Медовуха бочками мерена,
по усам у Бовы стекает.
А медведи гостю байки бают.

Вот так тридцать лет и три года
песни, пляски, текли хороводы
вокруг Бовы и длинных столов:
промывание, то бишь, мозгов!

А когда в голове стало пусто 
у королевича, квашеная капуста
заменила все блюда:
съесть решили парнишку, покуда
он разжирел да обмяк.

И причина нашлась: «Так как
вооружён богатырь и опасен,
а по сему лес наш прекрасный
надлежит уберечь от народа!
/ Точка, подпись: Природа. /»

И как водится на белом свете,
если есть богатырь, то его дети —
лишний довесок к сказке,
поэтому мы не потратим
на них ни единого слова.
Сжечь решено было Бову!

Звери кострище соорудили,
королевича быстро скрутили,
к столбу позорному привязали
и откуда-то спички достали,
да подпалили как бы случайно.

«Вот те и вся наша тайна!» —
косолапые дружно хохочут,
птицы на ветках стрекочут.
Горит богатырь дотла!
Плачет Природа сама.

* * *

А королевич в свою сказку опускался,
дух его обратно в атомы сбирался,
мозг на место потихоньку вставал:
«Лишь бы мой народ меня признал!»

В народе его ждали не дождались:
по хатам искали, плевались.
Не найдя, вздохнули облегчённо:
— Кончился век богатырский, почёстным
пирам даёшь начало!

Только жалобно Настасья кричала.
Да кто ж её, Настасью, будет слушать?
Народ брагу пил, мёд кушал.

Но богатырь всё же вернулся.
Николай умом перевернулся,
Забава Путятична в рёв,
а Настя милая — не разберёшь:
то ли плачет, то ли смеётся.
Ведь жёнам больше всех достаётся,
когда у мужчин веселье:
война или глупо похмелье.

Вот и сказке нашей КОНЕЦ.
А ты знай теперь, что есть гонец
между небом и землей —
королевич Бова мой!