Не ходите в эти города

Вот такие пироги!
А не хочешь, не ходи
в эти чудо-города,
в них сомненье да еда.

И какие-то железные трын-дрыны:
пробегающие мимо машины,
и вообще, одна сплошная беда!

И куда б ты ни пошёл — всё не туда.
Не бывать бы в этих городах никогда,
но зовёт упрямая туда
дорогущая купеческая жизнь.

Глянь кака многоэтажка, ток держись!
А внутри многоэтажки господа,
ни туда от них и ни сюда.

На потеху, что ли, выходи!
Бабы будут делать с вами, короли,
маленьких, красивых королят.

Те вырастут, до Марса полетят,
чтобы, чтобы, чтобы в городах
не вспоминали о пузатых королях!

Песня скоморошья отчаянная

Жили-были на Руси
ни большие караси,
ни усатые сомы,
а дурные мужики,
мужики да бабы.

Хлеба нам не надо,
нам не надо сала,
давай сюда вассала —
на трон россейский посади.

И ходи, ходи, ходи
с работы к самогону,
и пущай законы
пишут только дураки!

Есть, конечно, на Руси
всяки-разны караси
и сомы усачи,
и стихи, баллады,
но нам того не надо!

Ведь я за родину Русь
не борюсь, не дерусь,
я за родину Русь не махаюсь,
я её на кусочки ломаю.

Кусок царю, царевичу,
кусок королю, королевичу,
кусок попу богатому,
кусок деду горбатому,
кусок за море, океан.

Кусок пьянице в стакан,
а последний кусок —
выпустим из него сок
и раздавим на куски.
А ну-ка, черти, уноси!

* * *
Но ты ж поди, погляди:
на Руси караси!
Ты ж поди, погляди:
и сомы усачи,
и стихи, баллады рядами.
Да чего же это деется с нами?

Деется, деется, деется,
никуда Русь родная не денется.
Лишь мы иссохнем и в прах рассыплемся.
Чаша терпения выпита
у Руси — у матери нашей.
Уноси отсюда тех, кто не накрашен!

Не бабы красивой бойся

Нет, не бабы красивой надо бояться,
а с могучим ворогом драться!
Баба что, ну огреет легонько
по головушке иль по печёнке.

Коли выживешь, будешь крепче,
а не выживешь, так навесим
на тебя все грехи и схороним:
скажем: «Был во всех баб влюблённый!»

Нет, не бабы красивой бойся,
а иди-ка в ведре умойся
да к роже своей приглядися:
не пора ли тебе жениться?

Ай вы, гусельники развесёлые

Ай вы, гусельники развесёлые,
слушайте сказы печальные,
сказы веские,
о том как ни жена, ни невестка я,
а бедняжка и мухи садовой не забидела,
человека не убила, не обидела,
тихо, мирно жила, никого не трогала,
ходила лишь огородами,
ни с кем никогда не ругалась,
в руки врагам не давалась,
имя своё не позорила
и соседей ни бранила, ни корила.

Но почему-то муж меня бросил,
а любовник характер не сносил,
убежала от меня даже собака,
и с царём не нуждалась я в драке,
он сам со мною подрался,
как залез, так и не сдался.

Вот сижу брюхатая, маюсь,
жду царевича и улыбаюсь.
А вы, гусельники, мимо ходите!
Проклятая я, аль не видите?

Гусельники развесёлые — 2

— Ай вы, гусельники развесёлые,
пошто длинный рассказ держите,
зачем народу честному душу травите,
о чём сказы сказываете,
на какую тему песни поёте?

«Да не стой ты тут, девица красная,
отвратными помадами напомаженная,
белилами веснушки прикрывшая,
вопросы глупые задающая,
сказы сказывать мешаешь!»

— Как же я вам сказы сказывать мешаю,
когда вы ни слова о других не обронили,
а всё обо мне да обо мне.
Да, я девушка хорошая:
и дома прибраться, и по воду сходить,
а ещё и вышивать умею гладью, и крестом.
А хотите, я вам спляшу?

«Ой головушка, наша голова,
и зачем же баба бабу родила?
Ведь покою нет от их языка
со свету сживающего!»

Обиделась я, красна девушка,
развернулась и ушла.
Но гусельники развесёлые
ещё долго пели о бабах русских,
об языках их злющих
да характерах вредных.
А об чём им ещё петь, мужикам то старым?

Скоморошье счастье

Счастье скомороха:
базарная картоха —
спел, сплясал,
сварил, сожрал.
А коль таланта нету —
готовь себя к обеду,
супругу или тёщу.
Жить то надо проще!

(народ ухмыляется,
народу нравится)

Счастье скомороха:
если в жизни плохо,
надо веселиться —
покрепче материться!

(улыбается народ,
в хоровод уже идёт)

Пропоём и про царя:
коль ты царь, царём быть зря —
всякий тебя хает,
даже голь не хвалит!

(народец ржёт)

Бежит сюда солдат, орет:
«Караул, а ну сюды,
тут пройдохи и воры!»
Скоморошье счастье — кроха:
дёру дать! (народ заохал)

Вдоль глубоких дворов,
меж высоких теремов,
знаем мы куда бежать:
нам хоть до неба достать —
есть у нас кусты родные,
там репей. Солдат в мундире
не полезет по нему.
Я бегу, бегу, бегу!

Эй ты, матушка Русь,
за тебя удавлюсь,
удавлюсь, повешусь,
а будут вешать, «грешник»
не кричи на мя народ.
Не оценит, не поймёт
ор ваш бог на небе.

Был я или не был?

Скоморох домашний — самый настоящий

Скоморохом
быть неплохо.
Скоморошьи дела:
колпак, лапти и дуда.
А скоморох домашний —
самый настоящий!

Что хочу, то и ору
да колядками пою:
«Слушай меня, кошка,
а на кошке блошка
не кровищу соси,
а отсюда пляши,
допляши до деда —
сварливого соседа
и вцепись-ка ему в рожу,
потому что так негоже
драть за уши ребят —
самых честных пострелят!
Ведь мы не виноваты,
что груши красноваты
у деда злющего висят,
дразнят пацанов, девчат.
Так собирайтесь блошки в кучку
и вцепитесь в дедов чубчик!
Оп ляля, оп ляля...» —
скоморошья игра.

А скоморох домашний —
самый настоящий.
Колпак, дуда и кошка:
«Ну сыграй ещё немножко!»

Песенка про Иннкиных фраеров

Иннка, как картинка,
с фраером гребёт.
Где же этот фраер?

Никто и не поймёт,
что его уж нету,
просто след простыл.

Ах ты, Инна, Иннка,
нужен нам живым
этот лысый фраер,
тот смешной пацан!

Ой люлю-люлюшки,
плюшки, пирожки,
перевелись на свете
красивы мужики!

В руках похоронка,
я её отдам
ФСБ, разведке,
мэрам городов,
попью чай с конфеткой
и пойду во Псков.

Там я для картины
фраера сниму,
прилеплю на стенку
снимок и скажу:
— Фраер, лысый фраер,
любишь ли меня?

Плакала картина,
рыдала и стена,
что фраера у Иннки
ходят где-то там:
первый на том свете,
второй во Пскове сам.

Ой люлю-люлюшки,
плюшки, пирожки,
перевелись на свете
красивы мужики!

Пущай меня сажают

Я за родину Русь
не торгуясь берусь:
берусь за флаг, размахиваю
и пусть не перетряхивает
никого из дураков,
ведь и сам я без мозгов.

Пойду налево — лес густой,
пойду направо, тут не стой —
побью, поломаю!
Пущай меня сажают!

Какой дурной пошёл народ

Какой дурной пошёл народ:
огородами, огородами прёт,
тропами тёмными,
дорогами дальними,
песни поёт печальные.

Песни печальные
не кончаются,
птицы чёрные маются
на проводах.

Вот те и жизнь впотьмах:
ни книжонки какой,
ни «аз», «буки»;
голодные бродят внуки
и кричат: «Коляда, коляда!»

Захлопываются ворота —
прячутся бабы в хатах,
прижимают котов лохматых
со страху к своим грудищам.

Вот жизнь пошла! Слышишь? Свищет...

Выходи-ка, власть, подраться

А чтоб по родине Руси
красной деве ни пройти?

Пойду, погуляю
да власти поморгаю.
Выходи-ка, власть, подраться,
хотца мне побаловаться!

Подымайся спяща рать,
будем вас всерьёз терзать
ай мы бабоньки,
ай мы девоньки!

А как уделаем всех,
пойдут детоньки...

Песня огуречная

«Так (сказали мне ребята),
что-то стало маловато
в нашей жизни огурцов.
Не пора ль искать отцов?»

Ох, пора и даже надо!
Вот от хаты и до хаты
ходим, ищем не найдём —
видно, так отсель уйдём.

Ай, веселится да хохочет народ:
кто-то пляшет, кто-то курит,
кто-то врёт.
Пьют и даже огурцами хрустят,
поделится с нами что ли не хотят?

Огуречный, огуречный рассол,
хорошо иль плохо пошёл.
— А зачем вам, братья, сдались отцы?

«Дык устали бегать полем, как псы!
Мы жениться хотим поскорей,
но не можем отыскать дочерей!
Где ж вы ходите, тести--отцы?
Перезрели уже наши огурцы!»

Какой мелкий пошёл народ

Какой мелкий пошёл народ:
растягаи в рот не берет,
от баранок отказывается.
Масло на хлеб не намазывается,
а суп разлился по хате.

Пора народ этот брати,
брати да с потрохами:
баб вместе с мужиками,
да ложить друг на друга.
Вот такая, блин, скука!

Нада бдеть богатырю

Осень грянула в окошко,
собирать пора картошку.

На посту, на боевом
я почти что часовой:
глянул с вышки в огород:
там уборка год идёт.

«Подмоги, сынок»! — кричат.
— На посту я, что с мя взять?

Потому как на посту
нада бдеть богатырю.
А работа не кобыла:
гладь не гладь, она не мила.

От конфеты фантик

Каждому Ивашке
мы сшили по рубашке,
каждому Андрейке
по матерной скамейке.

А девочке Анюточке
самый, самый лучшенький
на голову бантик —
от конфеты фантик,
которую съела соседка —
богатая девочка Светка.

Снеговицкая семья

Снеговицкая семья
как-то сразу не сложилась:
потеряла куртку я,
а у него поотвалилось
всё необходимое.

Ну и как я буду жить
с этим Всёпоотвалилось:
ни любить, ни попилить.

«Собирайтесь, дети,
есть отцы на свете
другие!»
— Какие?
«Необыкновенные,
деревянно-сделанные!»
— Чучело в огороде?
«А и его охота!»

О министерствах культуры

В министерстве стихов,
вроде, не было грехов,
потому что стихи —
это вовсе не грехи.

В министерстве повестей
давно не было вестей,
потому как повестя
не писала сроду я.

В министерстве романистов
не хватало нам артистов,
видимо, артисты
не любили романистов.

В министерстве драматургов
шло как раз засилье урков:
что ни пьеса, то аншлаг.
Прям всамделишный гулаг!

В министерстве прозы
сдохли все мимозы:
посто наша проза
стала слишком взрослой.

Ну и всё на сегодня.
Министры ходят голодны
и на клички не откликаются.

А последствия: байки не баются
в устах трудового народа,
да большим таким хороводом
ходят слухи чи сплетни,
мол, к церковной обедне
народ выучит «Азы и Веди»
и сразу в космос поедет
на телеге дядьки Егора —
бегом от такого позора!

Прощение прощательное

Ерунда не ерунда,
а во все стороны пошла
голова да попа!

Тролль мой будет хлопать
грустными глазами:
«Прикольно с тобой, Ванна!»

Ой была я не была
Инной Вановной,
но куда-то вдаль ушла,
в небыль канула.

Провожай не провожай,
уже смеркается.
Обнимай не обнимай,
вам всё прощается.