Ефим Синев.
Стихи «Страх»
TATYANA: А сколько же лет Ване, что его оставили одного??? И чей это страх??? Поясните… я тоже не поняла…
- Регистрация
- 26.04.2016 19:25
- Последний вход
- 7 лет назад
- Просмотры
- 1,068 просмотров
-
ефим синев
Не понимаю комментариев на сайте, но надежды не теряю. Посвящённые! Помогите!
Ефим Синев.
Стихи «Страх»
TATYANA: А сколько же лет Ване, что его оставили одного??? И чей это страх??? Поясните… я тоже не поняла… -
ефим синев создал(а) стихи в дневнике Прошедший дождь...
Прошедший дождь
Прилёг на травы.
Здесь больше нет движений -
Лишь следы.
И на твоём лице
Я вижу след
Моей тревоги.
Тревоги?
Но о чём?
Вот наш водитель,
Посмотри,
Как напряженно мечутся глаза
С дороги к зеркалам
И вновь к дороге.
А в общем - ничего.
Его никто не любит.
Он просто поворачивает на
Привычно переполненном шоссе.
К тому ж - прошедший дождь,
Прошедший дождь.
-
ефим синев создал(а) стихи в дневнике В пыли....
От спичек багровеют лица,
А после - точки сигарет.
Не торопясь мотоциклисты
С земли собрали инструмент.
Покой негромкой матерщины
Лениво стелется в ночи.
И, осыпая комья глины,
В подсумках лязгают ключи.
Всё повторяя без разбора,
Девчушка на седле верхом,
Зажмурившись в тепле мотора,
Привстала вслед за ветерком.
Качнув под окнами огнями,
Сейчас умчатся на совсем.
Неловко, сальными руками,
С девчушки стаскивают шлем.
Пыль над просёлком подскочила
И эхо стихло до конца.
А женский голос - Мила! Мила!
Тревожно звал её с крыльца. -
ефим синев обновил(а) стихи в дневнике Спасаю любовь....
Твои губы уже начинают меня называть.
Срок годности истёк. Безумство распродажи.
Задержи себя, прошу, в моей жизни.
Сумей промолчать и больше не издевайся.
Иначе всё завершится плохо.
Чего добиваешься? Сделать больно?
Мы позже с тобой, возможно, договоримся.
О том, кем не сумел быть.
За шебутной и дешёвый гон,
За выебон некстати…
Знал ведь, чего они все хотят.
Эти глупости, нежности, руки по позвонкам
И быть открытым – не настежь,
На пару фраз…
Забыл, промедлил, ослеплённый счастьем,
И подошел так близко,
Когда под кожей проступает ничтожество.
Мне скоро 20. Я не думаю об этом.
Что я здесь сделал?
Не то, не там, непоправимое.
Эй, знаешь кто я?
Этот мальчик так наложал,
Что теперь я хочу заткнуться и умереть.
Ты бы видела – поняла бы.
Молчи, пожалуйста.
Никто никому не расскажет. Никто никому.
Нужно сыграть на струнах легко и быстро.
Успеешь сделать это, не уйдёт:
«Я люблю тебя» - в лёгких закончился воздух -
«Ты смертельно, смертельно сейчас мне необходима.
Это правда, - я сплю с тобой,
Я храню тебя, как рисунок.
Нам было по-разному. Только неплохо.
И больше не будет презерватива.
Я тебя бы не обманул…
Всё, что хотелось мне – нежность, семью, детей.
Всё, что мне действительно нужно – дом.
А теперь, блядь, ты кто мне? Чужая?
Что-нибудь внутри ещё колышется?
И ты со мной чертовски так, по быстрому…»
Ты правильно подумал.
Успокойся, детка, уже случилось.
Я по эту сторону, а ты там.
Мы превратились в желание в пустоте.
Когда уйду – молчи о любви.
Этих улиц бездушные окна.
Козырьками назад выступают подъезды из тени.
Сыро. Холодно. В тишине – чей-то тихий кашель.
Мир полинял и выцвел. Базовые тона.
Я злой, потрясённый и пошлый.
Я буду любить тебя долго.
Спи принцесса. Я богат, но скучен.
Это просто скучно,
Когда любовь умрёт однажды.
Мне бы туда, в начало, в первый день и час.
Но только во сне. Очень страшно вживую.
Я поделился бы с тобою этим днём.
Но желания не сбываются.
Сердце плачет в слепом бессилье.
От плача к плачу холоднее слёзы.
Это больная нежность,
Что, как лекарство, подают на ноже.
Но результат, по сути, не очень важен.
Прощай! Я свою пустыню хочу пересечь один.
Ничего не меняется, видишь?
И ни шанса, спасти умершее, не даётся.
В моих нынешних мыслях нет смысла.
Мне всё ещё тошно.
Печальною гроздью свисают платформы.
Одинокие полуночные остановки.
После всего, всё равно, надо как-то дальше
Скользить путём, пролегающим через парк
Обездвиженных аттракционов.
В темноту, в едва знакомую местность.
Ни любви, ни жизни, ни даже смерти.
И вдруг вспышка, такая яркая.
Свет, от которого больно.
Снова паника. Паника. Где ты?
Делать вторую попытку, ей-богу глупо.
Хоть бы это утро смешало планы.
Мне не хватает прочности абсолютно.
А вчера ещё казалось – не пробьёт.
Внутренний голос, молча, вбивает номер.
Пальцы мои легко достают до дна.
Вздрагиваю от гудка.
В зимний ботинок прокрадывается водица.
Обмани меня. Расскажи мне.
Тупить и отступать обыкновенно не имеет смысла.
Пока есть ритм и мотив – продолжай.
Кто-то, видишь, там изучает тебя на срез.
Извини, что звоню тебе с пустяками.
Ты разве не знаешь – молчание отменили.
Ничего-ничего, это просто другой режим.
- Если ты слышишь меня,
Значит, ты хорошо подумал.
Теперь – это твоя судьба.
Я – папа Снежаны. Я спасаю любовь.
Хочешь знать обо мне – спроси.
- Несостоявшийся папа!
Ты бы сошел с ума от моих вопросов.
- Проверю тебя по базе «не теми рождённых»
- А кто эти «те»?
- Сила рождает силу в чернилах тьмы.
Это такая жадность, такая лестница.
Воздух древнего мира любви –
Здесь гораздо больше воздуха, воздух чист.
Всё нечётко, но ослепительно достоверно.
Над валежником у реки стук рогов.
Он раздражающь мускусной прянотой.
Два оленя решают извечный спор.
Кусками глины с витого стержня
Спадают комья чужого тела.
Вместо мышц остаётся вспаханная земля.
Самое важное в жизни
Длится считанные минуты.
Солнце баловало любимчиков – на, играй!
Не бойся испачкаться. Смешивай, смешивай!
Ты видел? Тот, что упал – не добит,
И семя от падали – это зловонная лужа,
Этакий вечный трэш с жаром во все глаза.
Главное не прикасаться, не прикасаться…
А следом крадётся прозрачная тень любви.
Держит того, кто сумел бы её спасти
Там, где резали по живому. Крошили всех.
Ей нравятся те, у кого тяжёлая рука.
Ты всё бежал, бежал. Только не добежал.
И ты отказываешься от раздумий ради момента?
А я? Я просто это созерцаю.
Многотомные дела об изнасиловании
И разможженых органах доверчивых мечтателей.
Проигравшие партию великого отечества,
Они заходят в чужие жизни,
А здесь не надо этого дерьма.
Ты уже всё представил, но это мысли лишь.
- Ты рассказал мне, что тысячи лет назад
Моим предком был обдолбанный олень.
Я не храню родословной.
Что случится, если нечего отрицать?
Ты же знаешь, как бывает и может быть.
- Долго я собирал ублюдков
И пробить тебя не вопрос.
Теперь, когда имя твоё можно выплюнуть и растереть,
Придётся признать,
Что, порою полезно капаться в дерьме.
Тут не анализы – это звёзды.
Они говорят – и в голосе свист ремней.
Спина раба с приколотой фоткой голой блондинки.
Тактильная память подводит чуть реже зрительной.
Как это было? –
«Оставайся в позе пристенного будды.
Я тебя вырежу, выскоблю, вытравлю,
Как неудавшееся тату,
Через прядь волос пропуская пальцы.
И вовсе не самка ищет тела.
Я тебя чую – жар источает шкура.
Открывайся шире, впускай его!
Так глубоко сочащийся стержень взять!
Не выживал ни один из давших ему отпор.
Не прекращай, пока не получишь всё,
Спермой пахучей пачкая всё вокруг.
Встань на колени так, будто ты не выстоишь,
В такт моему движению в мякоть рта…
Сладко ли мне, когда ты вот так сосёшь?»
Его лица не видно в ладонях.
И голос, который мог показаться женским…
В нём болит не боль – ожидание новых ран.
Пытаюсь добрать небрежность, протяжность, грубость.
К моей темноте не привыкнут глаза.
Но терпеливость сучья топкое погибистое слово.
Он невредим. Он останется невредим.
В смысле жив…
И он уже знал твою мать.
Ещё пару лет, когда он чуть-чуть остынет,
Она сползёт пониже – сравняет счёт.
Порождение падали вспенит мне кровь.
Думаешь, я легко потеряю дочь?
Эй, гадёныш, и не надейся – метаться поздно.
Почувствуй это в районе лобковой чакры.
- Мне было больно, как траве, которую топтали.
Отступать то ли некуда, то ли стыдно.
Всё было действительно вовремя, искренне, мило.
Ладно, я сдался, и буду «нижним»:
Окна. Их нет. Есть только свет.
Я бродяга в углу, что закрылся от вас плащом.
Меня укладывают на матрац,
Скрестив руки у лица,
И всю ночь будут греться на чёрном песке,
Поправив мягкие яички…
Скоты и прыщавые отребья!
Какой ты, однако, тонкий –
Шрамы, перстни, наколки
И седина в висках.
Ты уверен, что так будет?
А знаешь, малыш, тебя наебали.
Забей себе в глотку мечты и желанья.
Меня не найдут, потому, что не всех находят!
Возьми меня за руку, слышишь, просто так.
Ты не можешь?
Если руки коротки
Начинай забивать, научись отпускать.
Мой отец иногда говорил – нас везде обошли
И достигли успеха какие-то асы.
Что уж там мелочиться?
Ты так неосторожен на словах.
Я говорю, забыв, что голос отдан.
Я спасаю любовь, но приговор выношу не я.
Не знаю, как относиться к смерти.
И когда цветы
Все залиты тьмой или кровью, и всё одно,
Мы плывём убивать, мы плывём убивать неизвестных.
И они становились цветами,
Чертами знакомых лиц…
Всем воздастся по вере их, но не мне.
На таких, как я нападают там.
Я спасаю любовь. Но тут появился ты…
Что бы я сводил личные счёты?
Невозможно? Мы? Ерунда, ну! Бред!
Есть порядок. Но он есть везде.
Давай мы проснёмся - что будет, то будет.
Мы не узнаем, пока я жив,
Во что нам это станет с тобой.
Зачем, почему всё это?
Но факт остаётся, как ни старайся, фактом.
Ты с моей дочерью, и вроде бы я при деле…
Ты сам увидишь, что тебе конец.
Я хочу, что бы было так.
Маленький мачо, постарайся, чтобы твои подарки
Стали искупительной жертвой.
Что б ни случилось, я приму всё, как есть.
- Ну что ещё? Какие ещё подарки?
Ты говоришь – давай, я куплю тебе счастье,
Но счастья не будет, не будет, не будет.
А я хочу, наконец, раздеться, заняться любовью.
Дышать ей в шею, перебирать юбку.
Не стесняться ни водолазки старой, ни проездного.
И не думай, я знаю сам, как виноват перед ней.
- Я слишком мягко тебе отвечаю, верно?
Ты или я, а, впрочем уже не важно…
Пока ты там сводишь счёты, попробуй соврать мне,
Попробуй сказать, что мимо.
Раз не слабо, возвращайся и делай, что должен,
И будь, что будет.
Давай, по пути ещё много пустынных заправок,
Пусть тебя эти мелочи не тревожат.
Не говори ей об этом. Закончите сами.
Но никогда, никогда не позволяй мне
Вернуться сюда обратно!
Положить ему палец к губам, что бы он затих?
И сказать такое, что б было о чем пожалеть?
Наконец-то заткнулся.
Ещё бы немного – и, влип.
Ах, Снежана!
Для меня безопасно отныне лишь место в твоей постели.
Вдох. Выдох. В ладонях северного ветра легко –
И дышится свободно.
Хочу на тебе рисовать,
А ты можешь ложиться и, даже уснуть, пожалуй.
Запоминая всем телом, что я сказал.
Быть может в этом весь смысл?
Не сдерживать смелых желаний?
Потому, что это – тоже всего лишь секс.
И если не верил в бога, и дальше – нехуй.
Возвращаюсь во всё хорошее.
Смешной ребёнок, глядящий в высь,
С глазами, полными неудач.
А помнишь? Нет не помнишь…
Во мне живут пустые города.
Я буду проще, я выхожу на пустую кухню,
Включаю газ и забываю спички…
Я курю в форточку и думаю,
Что через три часа будет новый день.
Я, чертовски живучая тварь.
У меня всё прекрасно, но жить мне придётся сильнее.
Всё забуду, что должен забыть.
По улицам ходят не самые злые люди.
Не буду спрашивать себя, а буду жить,
И слушать, как сладко ты дышишь в сухие губы.
Любить тебя – да, но ничего не делать.
Осталась одна мечта – жить на юге.
Никому не говорить с кем мы и где мы.
Твой папа был бы не против.
Он не признается, что скучает, но он скучает.
Как много надо ещё обдумать, а времени нет, я у двери.
Почему открыто, кто-то меня хотел?
Если случайно подумаешь о плохом – всё пропало.
Девочке просто надо, что бы играли с ней.
Чем закончится развлечение на этот раз?
Мне так нравится это вхождение в тишину.
Ты даже не представляешь, как я устал.
Как же ты красива, моя дорогая.
Сегодня… да … именно так.
Я не могу оторваться от тебя,
Не могу не смотреть на тебя… ты знаешь это.
В этом нервном коротком платьице…
Как же глубоко впился в шею ремень.
Надо ослабить, не повредив тебе кожу.
Я для тебя, малышка, смогу это сделать.
Чуть выше, где кожа тоньше, ткани нежней.
Но любой контакт слишком страшен, слишком.
Ты просто расслабься, не нужно бояться, не нужно.
В детских коробках спят кукольные девчонки.
Пахнет рассыпанным чаем, лавандой, миртом.
Я положил ладони на твоё лицо.
Чуть наискосок, даже можно пройти дворами.
Можно спокойно вылететь из игры.
Я не помню, кто это сделал,
Ничего, на самом-то деле не помню точно.
Открывай свой ротик, учись говорить.
Если смотрит пропасть прямо в глаза – дружи с ней.
Разве полёт – жестокость?
Почему от меня остаются одни слова?
Как же здесь тихо.
Холод, истерика, бешенство, руки.
Выпусти, я же сдохну так.
Что случиться, если ничего не отрицать?
Я ни хочу, ничего ни хочу. Боже!
Твои губы уже начинают меня называть.
Поэтический коллаж «Лиана» на стихи поэтов:
-
ефим синев создал(а) стихи в дневнике Спасаю любовь....
Твои губы уже начинают меня называть.
Срок годности истёк. Безумство распродажи.
Задержи себя, прошу, в моей жизни.
Сумей промолчать и больше не издевайся.
Иначе всё завершится плохо.
Чего добиваешься? Сделать больно?
Мы позже с тобой, возможно, договоримся.
О том, кем не сумел быть.
За шебутной и дешёвый гон,
За выебон некстати…
Знал ведь, чего они все хотят.
Эти глупости, нежности, руки по позвонкам
И быть открытым – не настежь,
На пару фраз…
Забыл, промедлил, ослеплённый счастьем,
И подошел так близко,
Когда под кожей проступает ничтожество.
Мне скоро 20. Я не думаю об этом.
Что я здесь сделал?
Не то, не там, непоправимое.
Эй, знаешь кто я?
Этот мальчик так наложал,
Что теперь я хочу заткнуться и умереть.
Ты бы видела – поняла бы.
Молчи, пожалуйста.
Никто никому не расскажет. Никто никому.
Нужно сыграть на струнах легко и быстро.
Успеешь сделать это, не уйдёт:
«Я люблю тебя» - в лёгких закончился воздух -
«Ты смертельно, смертельно сейчас мне необходима.
Это правда, - я сплю с тобой,
Я храню тебя, как рисунок.
Нам было по-разному. Только неплохо.
И больше не будет презерватива.
Я тебя бы не обманул…
Всё, что хотелось мне – нежность, семью, детей.
Всё, что мне действительно нужно – дом.
А теперь, блядь, ты кто мне? Чужая?
Что-нибудь внутри ещё колышется?
И ты со мной чертовски так, по быстрому…»
Ты правильно подумал.
Успокойся, детка, уже случилось.
Я по эту сторону, а ты там.
Мы превратились в желание в пустоте.
Когда уйду – молчи о любви.
Этих улиц бездушные окна.
Козырьками назад выступают подъезды из тени.
Сыро. Холодно. В тишине – чей-то тихий кашель.
Мир полинял и выцвел. Базовые тона.
Я злой, потрясённый и пошлый.
Я буду любить тебя долго.
Спи принцесса. Я богат, но скучен.
Это просто скучно,
Когда любовь умрёт однажды.
Мне бы туда, в начало, в первый день и час.
Но только во сне. Очень страшно вживую.
Я поделился бы с тобою этим днём.
Но желания не сбываются.
Сердце плачет в слепом бессилье.
От плача к плачу холоднее слёзы.
Это больная нежность,
Что, как лекарство, подают на ноже.
Но результат, по сути, не очень важен.
Прощай! Я свою пустыню хочу пересечь один.
Ничего не меняется, видишь?
И ни шанса, спасти умершее, не даётся.
В моих нынешних мыслях нет смысла.
Мне всё ещё тошно.
Печальною гроздью свисают платформы.
Одинокие полуночные остановки.
После всего, всё равно, надо как-то дальше
Скользить путём, пролегающим через парк
Обездвиженных аттракционов.
В темноту, в едва знакомую местность.
Ни любви, ни жизни, ни даже смерти.
И вдруг вспышка, такая яркая.
Свет, от которого больно.
Снова паника. Паника. Где ты?
Делать вторую попытку, ей-богу глупо.
Хоть бы это утро смешало планы.
Мне не хватает прочности абсолютно.
А вчера ещё казалось – не пробьёт.
Внутренний голос, молча, вбивает номер.
Пальцы мои легко достают до дна.
Вздрагиваю от гудка.
В зимний ботинок прокрадывается водица.
Обмани меня. Расскажи мне.
Тупить и отступать обыкновенно не имеет смысла.
Пока есть ритм и мотив – продолжай.
Кто-то, видишь, там изучает тебя на срез.
Извини, что звоню тебе с пустяками.
Ты разве не знаешь – молчание отменили.
Ничего-ничего, это просто другой режим.
- Если ты слышишь меня,
Значит, ты хорошо подумал.
Теперь – это твоя судьба.
Я – папа Снежаны. Я спасаю любовь.
Хочешь знать обо мне – спроси.
- Несостоявшийся папа!
Ты бы сошел с ума от моих вопросов.
- Проверю тебя по базе «не теми рождённых»
- А кто эти «те»?
- Сила рождает силу в чернилах тьмы.
Это такая жадность, такая лестница.
Воздух древнего мира любви –
Здесь гораздо больше воздуха, воздух чист.
Всё нечётко, но ослепительно достоверно.
Над валежником у реки стук рогов.
Он раздражающь мускусной прянотой.
Два оленя решают извечный спор.
Кусками глины с витого стержня
Спадают комья чужого тела.
Вместо мышц остаётся вспаханная земля.
Самое важное в жизни
Длится считанные минуты.
Солнце баловало любимчиков – на, играй!
Не бойся испачкаться. Смешивай, смешивай!
Ты видел? Тот, что упал – не добит,
И семя от падали – это зловонная лужа,
Этакий вечный трэш с жаром во все глаза.
Главное не прикасаться, не прикасаться…
А следом крадётся прозрачная тень любви.
Держит того, кто сумел бы её спасти
Там, где резали по живому. Крошили всех.
Ей нравятся те, у кого тяжёлая рука.
Ты всё бежал, бежал. Только не добежал.
И ты отказываешься от раздумий ради момента?
А я? Я просто это созерцаю.
Многотомные дела об изнасиловании
И разможженых органах доверчивых мечтателей.
Проигравшие партию великого отечества,
Они заходят в чужие жизни,
А здесь не надо этого дерьма.
Ты уже всё представил, но это мысли лишь.
- Ты рассказал мне, что тысячи лет назад
Моим предком был обдолбанный олень.
Я не храню родословной.
Что случится, если нечего отрицать?
Ты же знаешь, как бывает и может быть.
- Долго я собирал ублюдков
И пробить тебя не вопрос.
Теперь, когда имя твоё можно выплюнуть и растереть,
Придётся признать,
Что, порою полезно капаться в дерьме.
Тут не анализы – это звёзды.
Они говорят – и в голосе свист ремней.
Спина раба с приколотой фоткой голой блондинки.
Тактильная память подводит чуть реже зрительной.
Как это было? –
«Оставайся в позе пристенного будды.
Я тебя вырежу, выскоблю, вытравлю,
Как неудавшееся тату,
Через прядь волос пропуская пальцы.
И вовсе не самка ищет тела.
Я тебя чую – жар источает шкура.
Открывайся шире, впускай его!
Так глубоко сочащийся стержень взять!
Не выживал ни один из давших ему отпор.
Не прекращай, пока не получишь всё,
Спермой пахучей пачкая всё вокруг.
Встань на колени так, будто ты не выстоишь,
В такт моему движению в мякоть рта…
Сладко ли мне, когда ты вот так сосёшь?»
Его лица не видно в ладонях.
И голос, который мог показаться женским…
В нём болит не боль – ожидание новых ран.
Пытаюсь добрать небрежность, протяжность, грубость.
К моей темноте не привыкнут глаза.
Но терпеливость сучья топкое погибистое слово.
Он невредим. Он останется невредим.
В смысле жив…
И он уже знал твою мать.
Ещё пару лет, когда он чуть-чуть остынет,
Она сползёт пониже – сравняет счёт.
Порождение падали вспенит мне кровь.
Думаешь, я легко потеряю дочь?
Эй, гадёныш, и не надейся – метаться поздно.
Почувствуй это в районе лобковой чакры.
- Мне было больно, как траве, которую топтали.
Отступать то ли некуда, то ли стыдно.
Всё было действительно вовремя, искренне, мило.
Ладно, я сдался, и буду «нижним»:
Окна. Их нет. Есть только свет.
Я бродяга в углу, что закрылся от вас плащом.
Меня укладывают на матрац,
Скрестив руки у лица,
И всю ночь будут греться на чёрном песке,
Поправив мягкие яички…
Скоты и прыщавые отребья!
Какой ты, однако, тонкий –
Шрамы, перстни, наколки
И седина в висках.
Ты уверен, что так будет?
А знаешь, малыш, тебя наебали.
Забей себе в глотку мечты и желанья.
Меня не найдут, потому, что не всех находят!
Возьми меня за руку, слышишь, просто так.
Ты не можешь?
Если руки коротки
Начинай забивать, научись отпускать.
Мой отец иногда говорил – нас везде обошли
И достигли успеха какие-то асы.
Что уж там мелочиться?
Ты так неосторожен на словах.
Я говорю, забыв, что голос отдан.
Я спасаю любовь, но приговор выношу не я.
Не знаю, как относиться к смерти.
И когда цветы
Все залиты тьмой или кровью, и всё одно,
Мы плывём убивать, мы плывём убивать неизвестных.
И они становились цветами,
Чертами знакомых лиц…
Всем воздастся по вере их, но не мне.
На таких, как я нападают там.
Я спасаю любовь. Но тут появился ты…
Что бы я сводил личные счёты?
Невозможно? Мы? Ерунда, ну! Бред!
Есть порядок. Но он есть везде.
Давай мы проснёмся - что будет, то будет.
Мы не узнаем, пока я жив,
Во что нам это станет с тобой.
Зачем, почему всё это?
Но факт остаётся, как ни старайся, фактом.
Ты с моей дочерью, и вроде бы я при деле…
Ты сам увидишь, что тебе конец.
Я хочу, что бы было так.
Маленький мачо, постарайся, чтобы твои подарки
Стали искупительной жертвой.
Что б ни случилось, я приму всё, как есть.
- Ну что ещё? Какие ещё подарки?
Ты говоришь – давай, я куплю тебе счастье,
Но счастья не будет, не будет, не будет.
А я хочу, наконец, раздеться, заняться любовью.