Судьба скукожилась, страшна, как Слай Сталлоне...
Как Микки Рурк изрезан мой тотем...
Мой романтизм ржавеет на балконе;
кто его вынес - я не помню - и зачем.

Он выгорел на солнце и стал блеклым,
пыль времени на нём и шерсть кота;
он стал ненужным и втесался в секту,
где ксерокс, лыжа, прогоревшая плита,

прожжённая панбархатная скатерть,
велосипед, варенье и значки,
горшок, где сдох цветок, торф высох насмерть,
в который не втыкаются бычки...

Мой романтизм заляпан старой краской.
И больше не мечтает, что нальют.
Стихи читает под луной январской
замёрзшему тупому воробью.
_  _  _